Хочу вернуть тебя - Страница 14

Бретт, несомненно, этим ужином хотел произвести впечатление на Фиби. Стол выглядел великолепно. В центре стояла ваза с только что срезанными бледно-желтыми нарциссами. Такое выразительное пятно было как раз необходимо этой комнате. Высокие бокалы на длинных ножках, тарелки цвета слоновой кости, матовые салатницы — все говорило о торжественности встречи. Вентилятор под потолком наполнял комнату прохладой. Но ладони Фиби все же были влажными от чрезмерного волнения. Зачем Бретт так основательно подготовил все это чудо, когда уже более десяти лет между ними ледяная пропасть?

— Я только положу мясо в гриль. Оно будет готово через несколько минут. — Бретт вошел в комнату, и в его глазах больше не было враждебной отчужденности. — На внутреннем дворике слишком жарко, поэтому давай поужинаем здесь.

Фиби закивала в ответ, пытаясь подавить в себе волнение, лишившее ее дара речи. Это было немного смешно, потому что когда-то он называл ее болтушкой. Она постаралась расслабиться и прервать затянувшуюся паузу.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе? — спросила она, преодолевая неловкий момент.

— Нет. Ничего не надо, — ответил Бретт. и Фиби заметила нарочитую сдержанность в его голосе. Тот Бретт, которого она знала, был полон энергии и любил наслаждаться жизнью. Этот Бретт был почти бесстрастен. — Я уже сделал салат и открыл вино, — продолжал он. — Садись. Я скоро присоединюсь к тебе.

Бретт резко повернулся и исчез в кухне, чувствуя ту же неловкость, которую испытывала и Фиби. Он знал, что просить ее поужинать с ним было не лучшей идеей. Он вовсе не хотел смотреть на нее и вспоминать прошлое. Но он сделал все, что мог: купил вина, поджарил мясо, украсил стол. Он попробовал представить ту компанию, которая обычно окружает ее за обеденным столом. Она ведь не та женщина, которая видит смысл жизни только в процветании магазина.

— Тьфу! Проклятье! — выругался он, прищемив руку дверцей гриля.

Фиби и представить себе не могла, что сможет спокойно сидеть, пока Бретт хлопочет на кухне. Ее взгляд блуждал по гостиной. Вдруг она заметила фотографию, на которой Бретт был изображен вместе с Синтией. Конечно, она видела ее и раньше, но не имела возможности рассмотреть как следует.

Мать и сын стояли около двух башен — небоскребов Всемирного Торгового Центра на Манхэттене. День был ясный, и город хорошо просматривался на заднем плане. Бретт обнимал Синтию и улыбался. Глаза старой женщины светились любовью и счастьем, они смотрели на сына — высокого, красивого мужчину. Это была явно любительская фотография, и Фиби хотелось узнать, кто был ее автор.

Без сомнения, на кнопку фотоаппарата нажимал пальчик одной из нью-йоркских подружек Бретта. Эта мысль заставила ее задрожать. Она, провинциальная девочка, никогда не сможет понять нравы этого огромного города. И, конечно, она не одержит победу в состязании за Бретта, если оно когда-нибудь произойдет.

— Фиби, ужин готов, — позвал Бретт из кухни, впервые назвав ее по имени. Его губы все-таки произнесли это трудное слово. Фиби всегда нравилась та интонация, с которой он выговаривал ее имя. А сейчас у нее перехватило дыхание, и на щеках разгорелся румянец. Может быть, это не просто ужин?

Она выглядела все еще взволнованной, когда вошла в кухню, и Бретт подумал, что она немножко боится его. Эта мысль подняла его настроение. Он хотел, чтобы при взгляде на него она вспомнила ту ужасную вещь, которую давно-давно сотворила с ним. Он хотел, чтобы она пережила сейчас хоть малую толику тех страданий, которые испытал он сам двенадцать лет тому назад. Он теперь совершенно ясно понимал, что хотеть и получить — это совсем разные вещи. Этому научила его как раз Фиби Стефансен.

Фиби села, и Бретт внес блюдо с двумя кусками поджаренного мяса. Он положил на ее тарелку меньший из них.

— Я приготовил мясо с кровью, — сказал он. — Наверное, мне следовало поинтересоваться твоим вкусом.

— Я как раз такое люблю, — ободряюще произнесла Фиби и откусила аппетитный кусочек сочного горячего стейка. И снова наступило неловкое молчание. Она не знала, что сказать.

Фиби по натуре была очень тихой и покладистой. И она теперь вновь чувствовала давление Бретта и его власть над ней, как тогда, когда она была наивной робкой семнадцатилетней девочкой.

— Ну, как стейк? Я могу положить его в гриль, если для тебя он слишком сырой, — спросил Бретт. Он совсем не выглядел таким смущенным и скованным, как она.

Фиби взяла себя в руки.

— Нет, мясо прекрасное. Великолепное. Очень вкусное, действительно. — Она сосредоточила все свое внимание на тарелке.

Она по-прежнему красива, подумал Бретт. Он не хотел признаваться себе в этом, но не замечать очевидного не мог. Даже в этом повседневном одеянии и с простой прической она выглядела привлекательнее, чем многие женщины, которых он знал в Нью-Йорке. Почему-то он надеялся, что она вышла замуж, растолстела и потеряла свою индивидуальность. Но ничего этого не произошло с ней. Даже в тот первый момент, когда он увидел ее на кладбище, его потрясла ее юная, не тронутая годами красота.

Фиби придерживала вилкой свой стейк и отрезала от него по кусочку, время от времени бросая украдкой взгляды в сторону Бретта. Неожиданно их взгляды пересеклись, и она заметила неподдельное восхищение в глубине серых глаз.

Даже когда она была семнадцатилетней девочкой. Бретт смотрела на нее так, как будто она была женщиной. Этот взгляд напомнил ей ту голодную страсть, с какой он овладевал ею. Но все же что-то изменилось в нем. Еще немного, и она окончательно сформулирует интуицией подсказанное чувство. Его серые глаза теперь не смеялись. Вместо этого они стали холодными и недоверчивыми.